Зайцев волки краткое содержание: Недопустимое название — Народный Брифли

Автор: | 22.04.1996

БОРИС ЗАЙЦЕВ «ВОЛКИ»: elena_shturneva — LiveJournal

?
Category:
  • Происшествия
  • Cancel

Там рощи шумны, фиалки сини…
Гейне

1
Это тянулось уже с неделю. Почти каждый день их обкладывали и стреляли. Высохшие, с облезлыми боками, из-под которых злобно торчали ребра, с помутневшими глазами, похожие на каких-то призраков в белых, холодных полях — они лезли без разбору и куда попало, как только их подымали с лежки, и бессмысленно метались и бродили все по одной и той же местности. А охотники стреляли их уверенно и аккуратно. Днем они тяжело залегали в мало-мальски крепких кустиках, икали от голода и зализывали раны, а вечером собирались по нескольку и гуськом бродили по бесконечным, пустым полям.
Темное злое небо висело над белым снегом, и они угрюмо плелись к этому небу, а оно безостановочно убегало от них и все было такое же далекое и мрачное.
Было тяжело и скучно в полях.
И волки останавливались, сбивались в кучу и принимались выть; этот их вой, усталый и болезненный, ползал над полями, слабо замирал за версту или за полторы и не имел достаточно силы, чтобы взлететь высоко к небу и крикнуть оттуда про холод, раны и голод.
Белый снег на полях слушал тихо и равнодушно; иногда от их песни вздрагивали и храпели мужицкие лошаденки в обозе, а мужики ругались и подхлестывали.
На полустанке у угольных копей иной раз слышала их молодая барышня-инженерша, прогуливаясь от дому до трактира на повороте, и ей казалось, что это поют ей отходную; тогда она закусывала губу, быстро возвращалась домой, ложилась в постель, засовывала голову между подушек и, скрипя зубами, твердила: «проклятые, проклятые».
2
Был вечер. Задувал неприятный ветер и было холодно. Ьнег был одет в жесткую сухую пленочку, чуть-чуть хряскавшую всякий раз, как на нее наступала волчья лапа, и легкий холодный снежок змейками курился по этому насту и насмешливо сыпал в морды и лопатки волкам. Но сверху снега не шло, и было не очень темно: за облаками вставала луна.
Как всегда, волки плелись гуськом: впереди седой мрачный старик, хромавший от картечины в ноге, остальные — угрюмые и ободранные — старались поаккуратнее попадать в следы передних, чтобы не натруживать лап о неприятный, режущий наст.
Темными пятнами ползли мимо кустарники, большие бледные поля, по которым ветер гулял вольно и беззастенчиво — и каждый одинокий кустик казался огромным и страшным; неизвестно было, не вскочит ли он вдруг, не побежит ли, — и волки злобно пятились, у каждого была одна мысль: «скорее прочь, пусть все они там пропадают, только бы мне уйти».
И когда в одном месте, пробираясь по каким-то дальним огородам, они вдруг наткнулись на торчавший из снега шест с отчаянно трепавшейся по ветру облезшей тряпкой, все, как один, кинулись через хромого старика в разные стороны, и только кусочки наста помчались из-под их ног и шурша заскользили по снегу.
Потом, когда собрались, самый высокий и худой, с длинной мордой и перекошенными от ужаса глазами неловко и странно сел в снег.
— Я не пойду, белое кругом… белое все кругом… снег. Это смерть. Смерть это.
И он приник к снегу, как будто слушая.
— Слышите… говорит!
Более здоровые и сильные, впрочем, тоже дрожавшие, презрительно оглядели его и поплелись дальше. А он все сидел на снегу и твердил:
— Белое кругом… белое все кругом…
Когда взобрались на длинный, бесконечный взволок, ветер еще пронзительней засвистел в ушах: волки поежились и остановились.
За облаками взошла на небо луна, и в одном месте на нем мутнело желтое неживое пятно, ползшее навстречу облакам; отсвет его падал на снега и поля, и что-то призрачное и болезненное было в этом жидком молочном полусвете.
Внизу, под склоном, пятном виднелась деревня; кой-где там блестели огоньки, и волки злобно вдыхали запахи лошадей, свиней, коров. Молодые волновались.
— Пойдем туда, пойдем, все равно… пойдем. — И они щелкали зубами и сладострастно двигали ноздрями.
Но хромой старик не позволил.
И они поплелись по бугру в сторону, а потом вкось через ложбину, навстречу ветру.

Два последние долго еще оглядывались на робкие огоньки, деревню и скалили зубы:
— У-у, проклятью, — рычали они, — у-у, проклятые!
3
Волки шли шагом. Безжизненные снега глядели на них своими бледными глазами, тускло отблескивало что-то сверху, внизу поземка ядовито шипела, струясь зигзагами по насту, и все это имело такой вид, будто тут, в полях, наверно знают, что никому никуда нельзя добежать, что и нельзя бежать, а нужно стоять смирно, мертво и слушать.
И теперь волкам казалось, что отставший товарищ был прав, что белая пустыня, действительно, ненавидит их; ненавидит за то, что они живы, чего-то бегают, топчутся, мешают спать; они чувствовали, что она погубит их, что она разлеглась, беспредельная, повсюду и зажмет, похоронит их в себе. Их брало отчаяние.
— Куда ты ведешь нас? — спрашивали они старика. — Знаешь ли ты путь? Выведешь ли куда-нибудь? — Старик молчал.
А когда самый молодой и глупый волчишка стал особенно приставать с этим, он обернулся, тускло поглядел на него и вдруг злобно и как-то сосредоточенно куснул вместо ответа за загривок.
Волчишка взвизгнул и обиженно отпрыгнул в сторону, проваливаясь по брюхо в снег, который под настом был холодный и сыпучий. Было еще несколько драк — жестоких, ненужных и неприятных.
Раз последние два отстали, и им показалось, что лучше всего лечь и сейчас же умереть; они завыли, как им казалось, перед смертью, но когда передние, трусившие теперь вбок, обратились в какую-то едва колеблющуюся черную ниточку, которая по временам тонула в молочном снегу, стало так страшно и ужасно одним под этим небом, начинавшимся в летящем снегу прямо над головой и шедшим всюду, в посвистывавшем ветре, что оба они галопом в четверть часа догнали товарищей, хотя товарищи были зубастые, голодные и раздраженные.
До рассвета оставалось часа полтора. Волки стояли кучей вокруг старика. Куда он ни оборачивался, везде видел острые морды, круглые, блестящие глаза и чувствовал, что над ним повисло что-то мрачное, давящее, и если чуть шелохнуться, оно обсыплется и задавит.
— Где мы? — спрашивал кто-то сзади тихим, сдавленным от бешенства голосом.
— Ну-ка? Когда мы придем куда-нибудь?
— Товарищи, — говорил старый волк, — вокруг нас поля; они громадны, и нельзя сразу выйти из них. Неужели вы думаете, что я поведу вас и себя на гибель? Правда, я не знаю наверно, куда нам идти. Но кто это знает? — Он дрожал, пока говорил, и беспокойно оглядывался по сторонам, и эта дрожь в почтенном, седом старике была тяжела и неприятна.
— Ты не знаешь, не знаешь, — крикнул все тот же дикий, непомнящий голос. — Должен знать! — И прежде чем старик успел разинуть рот, он почувствовал что-то жгучее и острое пониже горла, мелькнули на вершок от лица чьи-то желтые, не видящие от ярости глаза, и сейчас же он понял, что погиб. Десятки таких же острых и жгучих зубов, как один, впились в него, рвали, выворачивали внутренности и отдирали куски шкуры; все сбились в один катающийся по земле комок, все сдавливали челюсти до того, что трещали зубы. Комок рычал, по временам в нем сверкали глаза, мелькали зубы, окровавленные морды. Злоба и тоска, выползавшая из этих ободранных худых тел, удушливым облаком подымалась над этим местом, и даже ветер не мог разогнать ее.
А заметюшка посыпала все мелким снежочком, насмешливо посвистывала, неслась дальше и наметала пухлые сугробы.
Было темно.
Через десять минут все кончилось.
На снегу валялись ободранные клочья, пятна крови чуточку дымились, но очень скоро поземка замела все, и из снега торчала только голова с оскаленной мордой и закушенным языком; тусклый тупой глаз замерзал и обращался в ледяшку. Усталые волки расходились в разные стороны; они отходили от этого места, останавливались, оглядывались и тихонько брели дальше; они шли медленно-медленно, и никто из них не знал, куда и зачем идет. Но что-то ужасное, к чему нельзя подойти близко, лежало над огрызками их вожака и безудержно толкало прочь в холодную темноту; темнота же облегала их, и снегом заносило следы.
Два молодых легли в снег шагах в пятидесяти друг от друга и лежали тупо, как поленья; они не обсасывали окровавленных усов, и красные капельки на усах замерзали в жесткие ледяшки, снегом дуло в морду, но они не поворачивались к затишью. Другие тоже позалегли вразброд и лежали. А потом они опять принялись выть, но теперь каждый выл в одиночку, и если кто, бродя, натыкался на товарища, то оба поворачивали в разные стороны.
В разных местах из снега вырывалась их песня, а ветер, разыгравшийся и гнавший теперь вбок целые полосы снега, злобно и насмешливо кромсал ее, рвал и расшвыривал в разные стороны. Ничего не было видно во тьме, и казалось, что стонут сами поля.

Tags: 500 рассказов, рассказ, русская литература

Subscribe

  • Захар Прилепин «Белый квадрат»

    — Привет, Захарка. Ты постарел. Мы играли в прятки на пустыре за магазином, несколько деревенских пацанов. Тот, кому выпало водить, стоял лицом к…

  • Роберт Вальзер «Прогулка» [продолжение]

    Не оборачиваясь на этот призрак, на этого достойного сожаления колосса и сверхчеловека, к чему у меня поистине не было ни малейшей охоты, я зашагал…

  • Роберт Вальзер «Прогулка» [начало]

    Настоящим сообщаю, что одним прекрасным утром, не упомню уже, в котором точно часу, охваченный внезапным желанием прогуляться, я надел шляпу и,…

Photo

Hint http://pics. livejournal.com/igrick/pic/000r1edq

Борис Зайцев ★ Рассказы читать книгу онлайн бесплатно

1234567…219

РАССКАЗЫ

ВОЛКИ

Там рощи шумны, фиалки сини…

Гейне

1

Это тянулось уже с неделю. Почти каждый день их обкладывали и стреляли. Высохшие, с облезлыми боками, из-под которых злобно торчали ребра, с помутневшими глазами, похожие на каких-то призраков в белых, холодных полях — они лезли без разбору и куда попало, как только их подымали с лежки, и бессмысленно метались и бродили все по одной и той же местности. А охотники стреляли их уверенно и аккуратно. Днем они тяжело залегали в мало-мальски крепких кустиках, икали от голода и зализывали раны, а вечером собирались по нескольку и гуськом бродили по бесконечным, пустым полям. Темное злое небо висело над белым снегом, и они угрюмо плелись к этому небу, а оно безостановочно убегало от них и все было такое же далекое и мрачное.

Было тяжело и скучно в полях.

И волки останавливались, сбивались в кучу и принимались выть; этот их вой, усталый и болезненный, ползал над полями, слабо замирал за версту или за полторы и не имел достаточно силы, чтобы взлететь высоко к небу и крикнуть оттуда про холод, раны и голод.

Белый снег на полях слушал тихо и равнодушно; иногда от их песни вздрагивали и храпели мужицкие лошаденки в обозе, а мужики ругались и подхлестывали.

На полустанке у угольных копей иной раз слышала их молодая барышня-инженерша, прогуливаясь от дому до трактира на повороте, и ей казалось, что это поют ей отходную; тогда она закусывала губу, быстро возвращалась домой, ложилась в постель, засовывала голову между подушек и, скрипя зубами, твердила: «проклятые, проклятые».

2

Был вечер. Задувал неприятный ветер и было холодно. Ьнег был одет в жесткую сухую пленочку, чуть-чуть хряскавшую всякий раз, как на нее наступала волчья лапа, и легкий холодный снежок змейками курился по этому насту и насмешливо сыпал в морды и лопатки волкам. Но сверху снега не шло, и было не очень темно: за облаками вставала луна.

Как всегда, волки плелись гуськом: впереди седой мрачный старик, хромавший от картечины в ноге, остальные — угрюмые и ободранные — старались поаккуратнее попадать в следы передних, чтобы не натруживать лап о неприятный, режущий наст.

Темными пятнами ползли мимо кустарники, большие бледные поля, по которым ветер гулял вольно и беззастенчиво — и каждый одинокий кустик казался огромным и страшным; неизвестно было, не вскочит ли он вдруг, не побежит ли, — и волки злобно пятились, у каждого была одна мысль: «скорее прочь, пусть все они там пропадают, только бы мне уйти».

И когда в одном месте, пробираясь по каким-то дальним огородам, они вдруг наткнулись на торчавший из снега шест с отчаянно трепавшейся по ветру облезшей тряпкой, все, как один, кинулись через хромого старика в разные стороны, и только кусочки наста помчались из-под их ног и шурша заскользили по снегу.

Потом, когда собрались, самый высокий и худой, с длинной мордой и перекошенными от ужаса глазами неловко и странно сел в снег.

— Я не пойду, белое кругом… белое все кругом… снег. Это смерть. Смерть это.

И он приник к снегу, как будто слушая.

— Слышите… говорит!

Более здоровые и сильные, впрочем, тоже дрожавшие, презрительно оглядели его и поплелись дальше. А он все сидел на снегу и твердил:

— Белое кругом… белое все кругом…

Когда взобрались на длинный, бесконечный взволок, ветер еще пронзительней засвистел в ушах: волки поежились и остановились.

За облаками взошла на небо луна, и в одном месте на нем мутнело желтое неживое пятно, ползшее навстречу облакам; отсвет его падал на снега и поля, и что-то призрачное и болезненное было в этом жидком молочном полусвете.

Внизу, под склоном, пятном виднелась деревня; кой-где там блестели огоньки, и волки злобно вдыхали запахи лошадей, свиней, коров. Молодые волновались.

— Пойдем туда, пойдем, все равно… пойдем. — И они щелкали зубами и сладострастно двигали ноздрями.

Но хромой старик не позволил.

И они поплелись по бугру в сторону, а потом вкось через ложбину, навстречу ветру.

Два последние долго еще оглядывались на робкие огоньки, деревню и скалили зубы:

— У-у, проклятью, — рычали они, — у-у, проклятые!

3

Волки шли шагом. Безжизненные снега глядели на них своими бледными глазами, тускло отблескивало что-то сверху, внизу поземка ядовито шипела, струясь зигзагами по насту, и все это имело такой вид, будто тут, в полях, наверно знают, что никому никуда нельзя добежать, что и нельзя бежать, а нужно стоять смирно, мертво и слушать.

Читать дальше

1234567…219

Резюме и анализ басни Эзопа «Заяц и черепаха» – Интересная литература

Литература

«Заяц и черепаха» — одна из самых известных басен Эзопа. Однако значение или «мораль» басни стоит проанализировать более внимательно, и эта история привлекла ряд конкурирующих — более того, активно противоречащих друг другу — интерпретаций. Итак, давайте подробнее рассмотрим значение «Заяц и черепаха» (иногда известное как «Черепаха и заяц»). Но сначала, как насчет быстрого резюме или краткого изложения басни?

«Заяц и черепаха»: краткое содержание

Басня о зайце и черепахе обычно выглядит примерно так.

Заяц высмеивал черепаху за ее медлительность. Черепаха, утомленная насмешками зайца о том, как медленно он передвигается, в конце концов вызвала зайца на гонку. — Я погоню тебя, заяц, — сказал он. ‘и держу пари, что я выиграю гонку’.

Заяц согласился на этот вызов, и была найдена лиса, которая установила ход гонки и рассудила, кто в конце победил.

Когда гонка началась, заяц вырвался вперед, добившись значительного прогресса. Он так далеко опередил черепаху, что решил, что может позволить себе остановиться и отдохнуть. Черепаха так далеко отстала, что немного передохнуть не помешало бы!

Однако заяц крепко уснул, и, пока он спал, черепаха продолжала брести своим медленным шагом. Со временем он добрался до финиша и выиграл гонку.

Когда заяц проснулся, он был раздражен на себя за то, что уснул. Поэтому он побежал к финишу так быстро, как только могли его ноги, но было слишком поздно, так как черепаха уже победила.

«Заяц и черепаха»: анализ

Басни Эзопа известны своей ясной моралью, и басня о зайце и черепахе не исключение. Действительно, мораль этой сказки вошла в поговорку: медленно и уверенно выигрывает гонку .

Но это далеко не единственное моральное послание, которое можно угадать из басни. Это правда, что «медленный и настойчивый выигрывает гонку» является правдоподобной интерпретацией смысла истории, и это согласуется с другими пословицами, такими как «больше спешки, меньше скорости». Мы даже можем найти аналог этой вести в библейской рекомендации Библии о том, что «гонка не для быстрых» (Екклесиаст 9).:11). Однако на протяжении многих лет авторы подчеркивали различные аспекты басни, указывая на ее основное значение.

Более того, то, какое моральное наставление мы угадываем в басне о зайце и черепахе, сводится к тому, как мы истолковываем старую поговорку: «медленный и настойчивый побеждает в гонке». Потому что высокомерие зайца, его чрезмерная уверенность в своих силах заставляет его думать, что он может позволить себе отдохнуть; другими словами, его природный дар скорости портится его праздностью, а также его высокомерием.

В конце концов, не поспешность зайца доказывает его падение; если бы это было так, он бы споткнулся в своей решимости бежать вперед и победить или же как-то иначе попал бы в аварию как прямой результат своей быстроты. Вместо этого, когда он замедляется в результате того, что завоевал такое решающее преимущество, он сводит на нет свою тяжелую работу и в конечном итоге так хорошо отдыхает, что засыпает.

Басню Эзопа о зайце и черепахе иногда сравнивают с одним из парадоксов классического философа Зенона, а именно с парадоксом Ахиллеса и Черепахи, в котором греческий герой дает Черепахе фору в гонке. Идея состоит в том, что даже если Ахиллес бежит быстрее, чем черепаха, он никогда не догонит ее, потому что, когда Ахиллес достигает точки, с которой черепаха начала, черепаха с тех пор двинулась вперед. Но Зенона интересовали проблемы логического мышления, а не морального учения, поэтому эта сказка стоит отдельно от басни Эзопа.

Об Эзопе

Эзоп не был первым, кто написал басни о животных. Несколькими столетиями раньше Гесиод, наиболее известный своими двумя стихотворениями, Теогония и Труды и дни (захватывающее стихотворение, которое мы проанализировали здесь), написал одно о ястребе и соловье, в то время как поэт по имени Архилох написал несколько, в том числе один об орле и лисице и один о лисе и обезьяне.

Но Эзоп превратил басню в популярную форму. Уильям Кэкстон напечатал первый английский перевод басен в 1484 году, что позволило ввести в язык такие фразы, как «кислый виноград» и «волчьи крики».

Как и в случае с Гомером, мы не можем быть уверены, что «Эзоп» действительно существовал. Если он и существовал, то, вероятно, примерно в шестом веке до нашей эры, через несколько столетий после Гомера, если сам Гомер когда-либо существовал. Басни Эзопа, возможно, были работой многих рук, частью устной традиции, которая постепенно накапливалась. Тем не менее вокруг сказочника росли легенды.

Один комментатор утверждал, что Эзоп сражался в битве при Фермопилах в 480 г. до н. э., но поскольку к тому времени он был мертв уже почти столетие, трудно представить, что он мог сильно помочь.

Действительно, если человек по имени Эзоп вообще существовал, считается, что он был черным рабом-инвалидом. Идея о том, что он был африканского происхождения — возможно, из Эфиопии — возникла некоторое время назад. Присутствие в баснях Эзопа таких животных, как верблюды и слоны, не говоря уже о сказке «Омовение эфиопской белизны», подтверждают эту теорию о его африканском происхождении.

Изображение: Wikimedia Commons (автор: Жан-Жак Бужо).

Так:

Нравится Загрузка…

Теги: Эзоп, Книги, Классика, Басни, Литература

Овца, Агнец, Волк и Заяц

Происхождение: Тибет

Книга: Тибетские народные сказки

Автор: У. Ф. О’Коннор

Опубликовано: 1906

Жила-была старая овца в низменной долине Тибета, и каждый год она со своим ягненком имела обыкновение покидать долину в первые месяцы лета и подниматься на большое северное плато, где много травы и где много овец и коз пасутся в течение всего лета. Однажды весной овца, по своему ежегодному обычаю, отправилась на север, и однажды, когда она степенно прогуливалась по тропинке, а ее барашек прыгал рядом с ней, она вдруг столкнулась лицом к лицу с большим, свирепого вида волк.

— Доброе утро, тетушка Овца, — сказал волк, — куда ты идешь?

«О! Дядя Волк, — ответила дрожащая овца, — мы не причиняем вреда; Я просто веду своего ягненка пастись на богатой траве великого северного плато».

— Ну, — сказал волк, — мне, право, очень жаль тебя; но дело в том, что я голоден, и мне придется съесть вас обоих на месте.

«Пожалуйста, пожалуйста, дядя Волк, не делайте этого», — ответила овца. «Пожалуйста, не ешьте нас сейчас; но если ты подождешь до осени, когда мы оба станем гораздо толще, чем сейчас, ты сможешь съесть нас с гораздо большей пользой для себя на обратном пути.

Волк подумал, что это хорошая идея. — Очень хорошо, тетушка Овечка, — сказал он, — это выгодная сделка. Теперь я пощажу вам жизнь, но только при условии, что вы встретите меня на этом самом месте на обратном пути с севера осенью».

С этими словами он поскакал, а овца и ягненок продолжили свой путь на север и вскоре совсем забыли о своей встрече с волком. Все лето они паслись на сочной траве большого плоскогорья, а когда приближалась осень, оба разжирели до невозможности, и маленький ягненок превратился в прекрасную молодую овцу.

Когда пришло время возвращаться на юг, овца вспомнила о своей сделке с волком и с каждым днем, по мере того как они уходили все дальше и дальше на юг, становилась все более и более унылой. Однажды, когда они подходили к тому месту, где встретили волка, случилось так, что по дороге навстречу им прыгнул заяц.

Заяц остановился, чтобы поздороваться с овцой, и, заметив, что она выглядит очень грустной, сказал: «Доброе утро, сестричка Овца, как это ты, такая толстая, и у которой такой хороший ягненок, Ты выглядишь таким грустным этим утром?

«О! Братец Заяц, — ответила овца, — у меня очень грустная история. Дело в том, что прошлой весной, когда я и мой ягненок шли по этой самой дороге, мы встретили уродливого волка, который сказал, что собирается нас съесть; но я умолял его пощадить нас, объясняя ему, что осенью мы оба будем намного крупнее и толще и что он получит от нас гораздо больше пользы, если подождет до тех пор. Волк согласился на это и сказал, что осенью мы должны встретиться с ним на том же месте. Мы сейчас очень близко к условленному месту, и я очень боюсь, что через день или два нас обоих убьет волк. С этими словами бедная овца совсем не выдержала и расплакалась.

«Боже мой! Дорогой я!» ответил заяц. «Это действительно грустная история; но не унывайте, сестричка Овца, вы можете предоставить это мне, и я думаю, что могу ответить за это, что я знаю, как управлять волком.

Говоря так, заяц сделал следующие распоряжения. Он оделся в самое лучшее свое платье, в новый халат из шерстяного сукна, с длинной серьгой в левом ухе и модной шляпой на голове, и привязал к спине овцы седло. Затем он приготовил два небольших узла, перекинул их через ягненка и привязал их веревкой. Когда эти приготовления были закончены, он взял в руку большой лист бумаги и, засунув перо за ухо, сел на спину овцы, и небольшая процессия двинулась по тропе.

Вскоре после этого они прибыли в то место, где должны были встретиться с волком, и действительно, волк ждал их в назначенном месте.

Как только они оказались в пределах слышимости того места, где стоял волк, заяц крикнул резким властным тоном: «Кто ты и что ты там делаешь?»

«Я волк, — был ответ, — и я пришел сюда, чтобы съесть эту овцу и ее ягненка в соответствии с установленным порядком. Кто вы, скажите на милость?

— Я Ломден, заяц, — ответило это животное, — и я был послан в Индию со специальной миссией императором Китая. И, кстати, у меня есть поручение привезти десять волчьих шкур в подарок королю Индии. Какое счастье, что я встретил тебя здесь! Во всяком случае, твоя кожа подойдет для одного.

Сказав это, заяц достал свой лист бумаги и, взяв в руку перо, написал цифру «1» очень крупную.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *